ДЕД МОРОЗ


Каждый солдат знает, что служить надо два года или двадцать четыре месяца, или сто пять недель, или семьсот тридцать дней , или 17520 часов или 1051200 секунд.
Каждый солдат считает оставшиеся дни до "дембеля". Я видел сотни солдатских календариков, в которых каждый день ставился крестик. Но точно, когда тебя уволят в запас, не знает никто.
Все ждут приказа министра обороны "О призыве на воинскую службу и увольнении в запас…".
Вокруг этого приказа существует целый солдатский культ. До него считают знаменитую "сто- дневку", по этому же приказу "духи" превращаются в "карасей", "караси" в "черпаков", "черпаки" в "дедов", а "деды" в "дембелей".
"Дембелей" отпускают домой партиями по мере поступления приходящего на смену молодого пополнения. В первую очередь отпускают "хороших" солдат, ну а злостных разгильдяеев отпускают в последнюю очередь. Зимой это происходит 31 декабря.
Поэтому таких солдат называют "Деды Морозы".
"Деда Мороза" всегда можно легко заметить среди солдат. Это солдат с погасшим взором и откровенным страхом в глазах. Он уже один на один с младшим призывом ,и если он раньше был "дедушка",а его слово было закон, то теперь он никто и ничто.
Так командование мстит "плохим" солдатам.
У меня в роте остался один "дембель" - рядовой Николаев, кличка "Николай". Все солдаты его призыва уже давно были уволены в запас, рота получила молодое пополнение, мы готовились встречать Новый год. Николай, сибиряк от роду, здоровый и волосатый , как медведь, имел длинный "хвост" правонарушений и "залетов".
Мы рисовали новогодние газеты, украшали казарму, ставили елку, а между нами молчаливой тенью бродил Дед Мороз - Николай. Как только он, без дела шатающийся, попадался на глаза "отцов командиров", ему сразу поручали какую - то серьезную работу: то туалетик помыть, то мусор вынести. А больше всего его любил комбат. Он лично с ним занимался строевой подготовкой на плацу, и поручал это еще своим замам.
Мы, все солдаты, кто помнил Николая "крутым дедушкой", "драчуном" и "дебоширом", его тихо ненавидели, но одновременно уже и жалели.
Было 25 декабря, рота готовилась к вечерней проверке, на следующий день мы должны были заступать в наряд, распределяли по нарядам, офицеров в роте уже небыло. Николай в наряд не попадал, так как уже давно числился "за штатом" роты.
И тут Николай обратился ко мне со странной просьбой:
- Я завтра не переживу, вы будете все в наряде, а меня здесь комбат замучает строевой!
- Николай, чем я могу тебе помочь?
- Посади меня на "губу" дня на три!
- !!??, Я сержант и не имею права тебя посадить на гаупвахту!
Все солдаты знали, что у меня были чистые бланки разных документов с печатями и росписью комбата. Их мне оставлял комбат на всякий непредвиденный случай. Кто - то заболеет, у кого - то что - то случится в семье, надо срочно принимать решение, и комбат мне доверял эти бумаги. Среди этих бланков был бланк сопровождения арестованного на гарнизонную гаупвахту, в народе "губа".
Николай знал об этом бланке.
Он меня уговаривал полчаса, он плакал, становился на колени. Нас окружили солдаты роты. Он попросил прощения у всех солдат, он просил , он умолял, он каялся …
Рота заступилась за него, нам его стало по - человечески жалко.
Я взял Устав внутренней службы и прочитал главу "Правила сопровождения арестованных на гаупвахту". Все должно было быть "по - настоящему". Я заполнил бланк на арест.
После вечерней проверки дежурный по роте открыл оружейную комнату и выдал мне три автомата с боекомплектом. Я назначил двух солдат конвоирами. В полной тишине мы построились в казарме. Один конвоир впереди, другой сзади, между нами Николай без ремня с пакетиком - зубная щетка, паста, мыло и полотенце. Я рядом. Нас провожала вся рота.
Так в фильмах немцы водили пленных партизан.
И мы двинулись на гаупвахту.
Сколько раз я ни был на гаупвахте, в смысле не сидел, а мне приходилось сопровождать туда солдат, столько раз я всегда замечал, что начальники гаупвахты всегда сволочные офицеры. Ну что говорить: "губа" - это тюрьма, а начальник "губы" - тюремщик, этим все сказано.
Этот тоже ничем не отличался. Это был лейтенант в начищенных до блеска сапогах, с холеной и самодовольной мордой. Такой гарнизонный Наполеончик.. Сначала он прочитал мне "лекцию" о правилах обращения к офицеру и заставил выйти и зайти, обратиться к нему строго по уставу. Ему не понравилось, как я отдаю честь, он поучил меня и этому. Потом, внешний вид мох конвоиров. Что, мол, сапоги не так хорошо вычищены и бляхи не сильно блестят. В общем, я сам чуть не получил у него сутки "ареста", еле сдал Николая.
Я вернулся в казарму, сдал оружие и лег спать.
Утро, рота ПОДЬЕМ! Все построились и только один человек не поднялся с постели!
Лежит, закутавшись ,с головой под одеялом. Я стягиваю с него одеяло и …
Вижу спящего Николая. Я оторопел.
- Ты откуда?
- Я ушел с "губы" - , разлепив глаза, пробурчал Николай, - знаешь, этот "лейтеха" оказался такой сволочью, он со мной решил всю ночь проводить занятия по строевой, "мол ,у вас в вашей части сержанты увальни, а вы все медведи косолапые, службы не нюхали"…
- Ну ,а ты?
- А я решил, что "строевой" я с родным комбатом могу позаниматься, да и "шагать" мне осталось дня три-четыре, да и вы мне ближе и роднее. В общем, я обиделся и ушел.
- ?
- Да, вот ключи от "губы", отнеси им, а то я их запер, а им завтракать скоро …
Я поспешил на "губу".
Там все было почти как вчера, только лицо товарища лейтенанта было какое - то напряженное.
Без рапорта и уставного обращения я зашел и положил на стол перед ним ключи.
- Вот ваши ключи, - сказал я.
- Спасибо! - пробурчал он. Я повернулся уходить. - Эй, сержант! Ну что, "забыли" ? - спросил он.
- Забыли ! - ответил я ему.
Комбат так и не узнал о ночном походе на губу и в этот же день сжалился и уволил рядового Николаева в запас.
Но я думаю, что тот лейтенант не забыл эту предновогоднюю ночь и Деда Мороза Николаева.


<ОГЛАВЛЕНИЕ>