ДЕД МОРОЗ
Каждый солдат знает, что служить надо два года или двадцать четыре месяца,
или сто пять недель, или семьсот тридцать дней , или 17520 часов или 1051200
секунд.
Каждый солдат считает оставшиеся дни до "дембеля". Я видел сотни
солдатских календариков, в которых каждый день ставился крестик. Но точно,
когда тебя уволят в запас, не знает никто.
Все ждут приказа министра обороны "О призыве на воинскую службу и увольнении
в запас…".
Вокруг этого приказа существует целый солдатский культ. До него считают знаменитую
"сто- дневку", по этому же приказу "духи" превращаются
в "карасей", "караси" в "черпаков", "черпаки"
в "дедов", а "деды" в "дембелей".
"Дембелей" отпускают домой партиями по мере поступления приходящего
на смену молодого пополнения. В первую очередь отпускают "хороших"
солдат, ну а злостных разгильдяеев отпускают в последнюю очередь. Зимой это
происходит 31 декабря.
Поэтому таких солдат называют "Деды Морозы".
"Деда Мороза" всегда можно легко заметить среди солдат. Это солдат
с погасшим взором и откровенным страхом в глазах. Он уже один на один с младшим
призывом ,и если он раньше был "дедушка",а его слово было закон,
то теперь он никто и ничто.
Так командование мстит "плохим" солдатам.
У меня в роте остался один "дембель" - рядовой Николаев, кличка
"Николай". Все солдаты его призыва уже давно были уволены в запас,
рота получила молодое пополнение, мы готовились встречать Новый год. Николай,
сибиряк от роду, здоровый и волосатый , как медведь, имел длинный "хвост"
правонарушений и "залетов".
Мы рисовали новогодние газеты, украшали казарму, ставили елку, а между нами
молчаливой тенью бродил Дед Мороз - Николай. Как только он, без дела шатающийся,
попадался на глаза "отцов командиров", ему сразу поручали какую
- то серьезную работу: то туалетик помыть, то мусор вынести. А больше всего
его любил комбат. Он лично с ним занимался строевой подготовкой на плацу,
и поручал это еще своим замам.
Мы, все солдаты, кто помнил Николая "крутым дедушкой", "драчуном"
и "дебоширом", его тихо ненавидели, но одновременно уже и жалели.
Было 25 декабря, рота готовилась к вечерней проверке, на следующий день мы
должны были заступать в наряд, распределяли по нарядам, офицеров в роте уже
небыло. Николай в наряд не попадал, так как уже давно числился "за штатом"
роты.
И тут Николай обратился ко мне со странной просьбой:
- Я завтра не переживу, вы будете все в наряде, а меня здесь комбат замучает
строевой!
- Николай, чем я могу тебе помочь?
- Посади меня на "губу" дня на три!
- !!??, Я сержант и не имею права тебя посадить на гаупвахту!
Все солдаты знали, что у меня были чистые бланки разных документов с печатями
и росписью комбата. Их мне оставлял комбат на всякий непредвиденный случай.
Кто - то заболеет, у кого - то что - то случится в семье, надо срочно принимать
решение, и комбат мне доверял эти бумаги. Среди этих бланков был бланк сопровождения
арестованного на гарнизонную гаупвахту, в народе "губа".
Николай знал об этом бланке.
Он меня уговаривал полчаса, он плакал, становился на колени. Нас окружили
солдаты роты. Он попросил прощения у всех солдат, он просил , он умолял, он
каялся …
Рота заступилась за него, нам его стало по - человечески жалко.
Я взял Устав внутренней службы и прочитал главу "Правила сопровождения
арестованных на гаупвахту". Все должно было быть "по - настоящему".
Я заполнил бланк на арест.
После вечерней проверки дежурный по роте открыл оружейную комнату и выдал
мне три автомата с боекомплектом. Я назначил двух солдат конвоирами. В полной
тишине мы построились в казарме. Один конвоир впереди, другой сзади, между
нами Николай без ремня с пакетиком - зубная щетка, паста, мыло и полотенце.
Я рядом. Нас провожала вся рота.
Так в фильмах немцы водили пленных партизан.
И мы двинулись на гаупвахту.
Сколько раз я ни был на гаупвахте, в смысле не сидел, а мне приходилось сопровождать
туда солдат, столько раз я всегда замечал, что начальники гаупвахты всегда
сволочные офицеры. Ну что говорить: "губа" - это тюрьма, а начальник
"губы" - тюремщик, этим все сказано.
Этот тоже ничем не отличался. Это был лейтенант в начищенных до блеска сапогах,
с холеной и самодовольной мордой. Такой гарнизонный Наполеончик.. Сначала
он прочитал мне "лекцию" о правилах обращения к офицеру и заставил
выйти и зайти, обратиться к нему строго по уставу. Ему не понравилось, как
я отдаю честь, он поучил меня и этому. Потом, внешний вид мох конвоиров. Что,
мол, сапоги не так хорошо вычищены и бляхи не сильно блестят. В общем, я сам
чуть не получил у него сутки "ареста", еле сдал Николая.
Я вернулся в казарму, сдал оружие и лег спать.
Утро, рота ПОДЬЕМ! Все построились и только один человек не поднялся с постели!
Лежит, закутавшись ,с головой под одеялом. Я стягиваю с него одеяло и …
Вижу спящего Николая. Я оторопел.
- Ты откуда?
- Я ушел с "губы" - , разлепив глаза, пробурчал Николай, - знаешь,
этот "лейтеха" оказался такой сволочью, он со мной решил всю ночь
проводить занятия по строевой, "мол ,у вас в вашей части сержанты увальни,
а вы все медведи косолапые, службы не нюхали"…
- Ну ,а ты?
- А я решил, что "строевой" я с родным комбатом могу позаниматься,
да и "шагать" мне осталось дня три-четыре, да и вы мне ближе и роднее.
В общем, я обиделся и ушел.
- ?
- Да, вот ключи от "губы", отнеси им, а то я их запер, а им завтракать
скоро …
Я поспешил на "губу".
Там все было почти как вчера, только лицо товарища лейтенанта было какое -
то напряженное.
Без рапорта и уставного обращения я зашел и положил на стол перед ним ключи.
- Вот ваши ключи, - сказал я.
- Спасибо! - пробурчал он. Я повернулся уходить. - Эй, сержант! Ну что, "забыли"
? - спросил он.
- Забыли ! - ответил я ему.
Комбат так и не узнал о ночном походе на губу и в этот же день сжалился и
уволил рядового Николаева в запас.
Но я думаю, что тот лейтенант не забыл эту предновогоднюю ночь и Деда Мороза
Николаева.